Дрожь исключает безразличие.

Ягами Лайт искренне не понимал - зачем люди постоянно пытаются равнять себя с ним, если он неизбежно, раз за разом, оказывался умнее, сильнее и лучше. Он не умел уступать, не умел поддаваться и не умел проигрывать. Скучающему первому ученику все слишком легко давалось, чтобы хоть сколько-нибудь его заинтересовать. И он тактично скрывал зевоту на уроках и во время нечастых бесед со сверстниками, которые тоже навевали на него тоску. Разве могли они дать самобытному, почти совершенному разуму что-то новое? Нет и нет. Но Ягами Лайт был превосходным лицемером.

Сын начальника полиции, ярый сторонник справедливости во всем и для всех, честный идеалист, с кристально чистыми помыслами лицемерил каждый день и даже не замечал этого…
Он привык вызывать восхищение. Одобрительные улыбки учителей, гордость родителей, завистливые взгляды сверстников и полные обожания вздохи девушек – были для Лайта чем-то непримечательным и обыденным.
И еще, он откровенно скучал. Скука, прочно обосновавшись в его жизни, сделала ее вязким монохромным болотом. Такое существование давно надоело амбициозному гению до тошноты. Впрочем, тошнило Лайта не только от этого. Каждый раз, стоило сыну честного принципиального полицейского услышать об очередном освобожденном из-за несовершенства системы преступнике – как в его глубоко справедливом сознании поднималось глухое бессильное бешенство. Эти отбросы общества, не принесшие и унции пользы, только отравляли своим существованием жизни честных людей и мешали миру стать лучше…

 

Ягами-младший был более чем просто умен. Именно поэтому его не слишком впечатлила претенциозная надпись «Тетрадь Смерти» на обычной тетради в линейку. Но что-то екнуло. Чутье ли, предчувствие ли, но что-то заставило скучающего идеалиста поднять странную находку. И где-то щелкнул невидимый счетчик – игра гроссмейстера во имя великой цели началась, чтобы оборваться столь же бесславно сколь и нелепо.

 

Кира-сама
Общество прогнило и существующая система никого не могла защитить от несправедливости и опасностей извращенного, погрязшего в преступности мира. Мир требовал перемен, система скрипела, как несмазанный механизм и нуждалась в жесткой, возможно даже жестокой корректировке. Для Ягами Лайта это было очевидно и понятно как линейное уравнение. И если раньше обычный школьник мог только скрипеть зубами от бессильного возмущения, то теперь он располагал средством для этой самой корректировки. Тетрадь Смерти – безупречное орудие в безупречных руках гения, более того, в руках самой Справедливости - была очень к месту.
В мире есть люди заслуживающие смерти, те, по которым никто не станет плакать. Никчемный мусор, да, Лайт видел их насквозь. Вся их бесполезность, вся прогнившая чернота их сути – были для него, как на ладони. Для того, чтобы мир стал чистым и безопасным не хватало жалких потуг псевдоправосудия, нужны были радикальные меры. И Лайт с готовностью на них пошел.
Именно поэтому рука, сжимающая холодную металлическую ручку, не дрогнула, когда юный гений вписывал в Тетрадь первое имя, потом второе, а потом все новые и новые имена. Да и с чего дрожать руке Справедливости?
Амбициозный гений знал себе цену. Отныне он – Справедливость. Он сделает мир идеальным и положит начало Новому миру – чистому и прекрасному, в котором нет места ни преступности, ни отбросам общества, ни злу как таковому.
О да, Ягами Лайт знал себе цену, именно поэтому он решил сам возглавить свой Новый мир. Он – миссия, приносящий в жертву свою жизнь и душу во имя великой цели. Кто, как не он, достоин стать Богом?
Однако ни душа, ни жизнь истинному хозяину Тетради – Шинигами не понадобились. Ему нужно было, в сущности, то же, что и самому Лайту – лекарство от скуки.
И самопровозглашенный бог очень быстро убедил его, что скучать не придется.
И не пришлось – уж кто-кто, а Рюук повеселился на славу…

 

Всего один раз, один-единственный раз Лайту было страшно до тошноты. Осознание простой и жуткой истины прожигало мозг, ледяной липкой лапой сжимало позвоночник, перекрывало доступ кислороду.
«Я убил человека. Убил», - опираясь на стену в какой-то глухой подворотне, Ягами-младший был в шаге, в одном ударе сердца от того, чтобы отказаться от своей великой цели. Но благие намерения уже вымостили для него закрученную в витки и петли дорожку, и жажда восстановить справедливость оказалась сильнее боязни испачкать в крови руки будущего бога. Победитель ведь пишет историю и всегда прав, так? А в своей победе Лайт не сомневался.

 

Амане Миса
Когда Амане Миса стояла, стянутая режущими нежную кожу ремнями, и слушала нечеловеческий, измененный голос из похрипывающих динамиков, – ей казалось, что она сможет вынести ради Ягами Лайта, ради Киры, абсолютно все. Так она доказывала свое право быть рядом с ним, помогать ему, приложить руку к созданию нового прекрасного мира…
Она была уверена, что выстоит. И не смогла. В тот момент Миса отчетливо поняла: вот он – ее предел. На большее у нее не хватит ни сил, ни выдержки. Лучшее, что можно было сделать в ее положении – умереть и она была готова к этому. И ей не было страшно, гораздо хуже было бы разочаровать самого дорогого ей человека, подвести его…
Амане Миса мечтала только об одном – быть полезной своему богу. В роли Киры 2, в роли любовницы – как угодно и она была согласна на все. Глядя в безмятежные карие глаза Лайта, девушка целиком и полностью растворялась в них. С момента их первого поцелуя в полутемной комнате для нее больше не существовало собственного «я», был только Кира, его цели и стремления. И совершенно не важно, чем на пути к этим целям придется пожертвовать ей. И совершенно не важно, что Лайт пока ее не любит – главное, что он позволяет быть рядом.
Да, Амане прекрасно знала об этом. Где-то в дальнем уголке сознания всегда, с самого начала, рядом с надеждой на ответное чувство сидело тонкой колючей иголкой такое болезненное и обычное знание – он ее не любит. Но и это не имело значения.
Потому что богам не положено любить, не положено отвлекаться на простых смертных… Лайт и так делал ей поистине божественный подарок – позволял помогать ему, быть полезной. Дал ей шанс доказать ему свою любовь. Это ли не истинное счастье?
И Миса была счастлива. Всем своим существом она наслаждалась каждой секундой, проведенной в тени самопровозглашенного бога. Ее бога.

 

Когда появилась Такада, черт бы ее побрал, это было почти не больно. Все объяснялось просто и понятно – связь Лайта с ней была необходимой мерой, без этого действительно нельзя было обойтись. И Миса упрямо избегала неприятных мыслей и грызущей навязчивой ревности. Она верила возлюбленному безоговорочно и ежеминутно убеждала себя, что это лишь часть его работы над делом Киры. И Амане даже казалось, что ей удалось убедить в этом саму Такаду – это была ее маленькая победа над глупой соперницей.
Миса была уверена, что Лайт никогда ее оставит. Иначе все, абсолютно все, включая ее собственную жизнь, теряло всякий смысл.

А когда-то потом, когда-то уже после финала долгой виртуозной шахматной партии влюбленная пешка Амане Миса сделает один-единственный шаг с моста. Сделает потому, что без Лайта как старый так и не построенный новый мир навсегда утратят свет и смысл. Так и не обронив по павшему псевдобожеству ни слезинки, Миса сделает для него напоследок то единственное, что может сделать – постарается последовать за ним, куда бы не отправился ее лишенный ада и рая любимый.
Не сомневаясь и секунды, влюбленная пешка не дрогнула, делая один последний шаг в забвение.

 

Шинигами испытывала к Амане чувства и констатировала этот факт как данность с поистине олимпийским спокойствием. Чувства просто были и все, и ничего с этим не поделаешь, хоть и грозило это весьма плачевными последствиями для самой Рэм.
И ей было отчетливо понятно, что эта слабость предоставляет ненавистному Ягами Лайту еще большую власть, практически обезоруживая ее перед ним. Но счастье Мисы напрямую зависело от него и именно оно, хрупкое счастье хрупкой девушки, было самым главным. Ради безопасности Амане, во имя ее всеобъемлющей любви, Шинигами готова была не только открыть свои слабости или помочь Кире в реализации его великих планов, но и на гораздо большие жертвы и преступления…
Она испытывала чувства и сама, возможно, не понимала какие именно. Хотя это и не было ей интересно, имела значение только Миса и ее благополучие.
Именно поэтому Рэм, вопреки законам и правилам, вписала в свою Тетрадь имена Ватари и главного врага Киры – Эл. Она защитила Мису, расчистив вдобавок путь тому, кто метил в боги. Шинигами сама подписала свой смертный приговор, совершенно сознательно и уверенная рука ее при этом не дрогнула.

 

Лайт, Рюдзаки
Лайт отрешенно наблюдал, как тонкие пальцы Эл поднимаю еще одну маленькую коробочку, затем аккуратно наклоняют ее, добавляя сливки тонкой струйкой в дымящийся раскаленный кофе. Сам детектив в этот момент заворожено смотрел на гнетуще мерцающие мониторы. Ками-сама, да с тем же успехом он мог бы добавить каплю кофе в сливки – эффект вышел бы тем же… Вопреки всем ожиданиям, Лайта странные привычки Эл не раздражали и не умиляли – он вообще не зацикливался на них. Самым главным были не предпочтения в еде или манера сидеть, а интеллект. Именно гениальный разум Рюдзаки делал его таким интересным для Ягами-младшего. Наконец-то в его жизни появился кто-то, как минимум, равный и этот кто-то по достоинству оценил его способности.
Игра, которая начиналась единственным игроком, бросившим вызов целому миру – теперь превратилась в опасную, пронизанную адреналином партию между двумя гениями…
- Лайт-кун? – Тихий голос Эл вывел парня из задумчивости. – Ты, должно быть очень устал… Извини, я привык не спать по ночам.
В голосе Рюдзаки звучало искреннее сожаление, но черные глаза смотрели пытливо и с интересом. Ягами пожал плечами:
- Ничего страшного. Я в состоянии выдержать бессонную ночь.
Эл победоносно кивнул, словно ждал именно такого ответа и это что-то доказывало. Лайту даже показалось, что среди монотонного гудения компьютеров он услышал щелчок счетчика процентов в взъерошенной голове детектива.
- Тогда взгляни на это, - тонкая кисть Рюдзаки указала на монитор ноутбука, стоявшего перед ним на столе, – только что прислали.
Юный гений, отчего-то раздраженный, приблизился к собеседнику и наклонился над его плечом, изучая новые, практически бесполезные, файлы.
Плечо и волосы Эл пахли кофе и немного ванилью – от этого запаха почему-то еще больше захотелось спать, но Ягами отмахнулся от сонливости и сосредоточился на неприятном сиянии экрана, от которого уставшие глаза болели еще больше.
Сам детектив в это время внимательно вглядывался в лицо помощника – словно пытаясь прочитать что-то в правильных красивых чертах.
- Что? – Немного смутившись от такого пристального внимания и оборачиваясь, спросил Лайт.
- Ничего, Лайт-кун. – Не моргая, Эл перевел взгляд на графики и таблицы с данными, выражение его лица совершенно не изменилось, разве что интереса поубавилось. Ягами переборол новую волну раздражения и мстительно навалился на плечо детектива еще сильнее.
А оно было теплым, плечо, даже горячим и этот жар никак не вязался с его бледной кожей. Лайт поймал себя на мысли, что это приятное тепло и прикасаться к Эл тоже приятно и как-то… естественно.
«Значит, друзья?», - парень позволил себе легкую полуулыбку одним уголком губ, не понимая до конца какие именно чувства в нем вызывает эта мысль. Хотя сам факт, что она вызывает хоть какой-то отклик в сознании, уже делал ее особенной.
Эл не отстранился от него – даже, казалось, чуть подался навстречу. Продолжая так же увлеченно покусывать палец, детектив, наверное, тоже думал о чем-то приятном – выражение его лица смягчилось, и полубезумный взгляд стал немного спокойнее…
Никто из них не проронил больше ни слова.
Никто из них не повернулся, чтобы взглянуть на соседа.
Никто из них не признался, что давно прочитал и проанализировал информацию.
Сознательно или нет, оба гения продолжали смотреть в монитор на практически выученные наизусть цифры, но мысли их при этом были далеки от схем, графиков и даже Киры…

 

Когда Эл объявил, что все еще подозревает сына шефа Ягами и намерен находиться рядом с ним двадцать четыре часа в сутки, он не ожидал от Лайта отказа. Был тот Кирой или нет – он просто не мог отказаться, осознавая важность возложенной на их плечи задачи.
И Эл не ошибся.
- Я делаю это не потому, что мне так хочется. – Снова повторил Рюдзаки, глядя подозреваемому другу прямо в глаза. Тот невесомо кивнул в ответ и вытянул вперед руку, так же не отводя взгляда.
Возможно, произнося эти слова, Эл немного исказил истину, самую малость.
Возможно, Лайт был не совсем искренен, демонстрируя покорность мученика, у которого нет другого выбора.
А возможно, они оба просто лгали в тот момент всем, включая самих себя…
Эта цепь добавила в их тандем немного металлического звона и только – связь между двумя ведущими игроками уже была крепче самых прочных цепей. А рука Эл, защелкивающая наручник на дрогнувшем запястье Лайта, тоже едва заметно дрожала.

 

Эл, Лайт
Когда бессонные глаза известнейшего детектива закрывались в последний раз – он знал, что видит перед собой не своего единственного друга и даже не главного подозреваемого. Последним, что видел перед смертью Эл, был его самый достойный оппонент – Кира – едва заметно улыбающийся и торжествующий. И Эл знал. В тот самый миг последний кусочек головоломки встал на свое место и тщательно просчитанные проценты вероятности достигли красивого числа – сто.
Лайт-кун – это Кира. И ему удалось обставить самого Эл, вынудить его прибегнуть к последнему плану, в котором сам детектив уже выходил из игры…
Рюдзаки знал, чем рискует и знал, на что шел. Он ждал этого сердечного приступа едва ли не ежечасно с тех пор, как познакомился с Лайтом лично. Но резкая, рвущая боль в груди все равно оказалась для него неожиданностью и застала врасплох. Осознание того, что Ватари, скорее всего, уже мертв, обрывок такой неуместной за минуту до смерти фразы, неловкое падение с кресла – все смешалось в жуткий психоделический калейдоскоп. Перепуганные лица полицейских и помехи на мониторах сменялись пестрыми витражами приюта Вамми – воспоминания детства так некстати захлестывали, перебивая реальность, мешали гениальному разуму подвести красивую черту и сделать последний вывод.
Среди всего этого красочного фантасмагоричного безумия, яркой, прожигающей сознание полосой, сверкнула ясная и неумолимая мысль: Лайт-кун – Кира. И последняя хрупкая, как крыло бабочки, неизвестно когда успевшая стать такой важной, надежда сорвалась в бездну вместе с легендарным детективом.

 

Когда бессонные глаза известнейшего детектива закрывались в последний раз, Ягами Лайт знал: это – победа. Он был единственным из присутствующих, кто действительно знал и понимал, что происходит. Под надломленный сигнал тревоги, под резкими вспышками алого света, он смотрел прямо в лицо своему главному врагу, своему лучшему сопернику. Все получилось лучше некуда – Рэм безупречно сыграла свою роль, ценой собственной жизни смахнув со стола единственную представлявшую реальную угрозу для Лайта фигуру.
«Значит, друзья», - знакомая мысль отозвалась незнакомым эхом, неприятно кольнула, почти неощутимо, но все же… Выброс адреналина сделал свое дело и ком в горле исчез так же неожиданно и быстро, как и появился. А еще Лайт успел заметить, что от Эл больше не идет знакомого приятного тепла… и где-то внутри амбициозного гения что-то лопнуло. Что-то сломалось с тихим металлическим щелчком, словно открылась крохотная задвижка, и разум затопил ликующий восторг Киры – восторг победителя, навсегда разрывая, как тонкие нити, так и крепкие цепи связей и привязанностей Ягами Лайта.
Бешеная радость скривила губы, вытеснила из сознания юного гения ломкие остатки человечности, без малейшего сомнения стирая из памяти отзвуки такого яркого, замешанного на адреналине, чувства вины и раскаяния…
Возможно, та хрупкая и очень важная для Эл надежда была отчасти и его надеждой тоже. Но богам не к лицу, ни человеческие эмоции, ни человеческие слабости.
Возможно, и Ягами Лайт отчасти проиграл эту партию вместе с Рюдзаки…
Но сожалеть об этом было уже некому, и руки Киры, опускающие бездыханное тело на пол, не дрогнули.

 

Все рухнуло. Грандиозный план, великолепная стратегия – все рассыпалось карточным домиком под дуновением ветра. Миками - идиот! Воистину, хочешь сделать что-то правильно – сделай это сам. Особенно, если ты - чертов бог.
Разум вновь затопила уже, казалось бы, стихшая ярость. Он не мог проиграть этому инфантильному мальчишке – жалкой пародии на Эл. Просто не мог, Кира все точно просчитал, стоя на пороге Нового, его собственного, мира.
Не может быть, чтобы Ниар, вместе с тем неуравновешенным парнем, Мелло, обставили его, обошли бога!
Хриплое дыхание царапало горло, Ягами все больше слабел от боли и потери крови, но бешенство и раскаленная, выжигающая сознание ярость заставляли его продолжать идти вперед. Униженный, разбитый наголову, раненый и раздавленный недобог уходил прочь от старого склада, от своего поражения. Словно мог таким образом избежать смерти и получить шанс взять реванш.
Ярко-красный закат мягко стелился над горизонтом, бросал издевательски радостные блики на пыльные стекла. Он наблюдал за пошатывающимся человеком без особого интереса и от нечего делать считал красивые багровые капли крови, отмечающие каждый его шаг. Закат видел массу подобных сцен – одной больше, одной меньше…
Словно раненое животное, полуослепший от боли и ярости Кира выискивал темный угол, чтобы перевести дух и заодно скрыться от преследования. Безмозглые полицейские – он без труда обводил их вокруг пальца все это время. Они по сути такие же ничтожества, как тот человеческий мусор, которому Кира выносил приговоры и не оставлял места в Новом мире. Да вся полиция в глубине души была согласна с ним, прекрасно видела благотворное влияние его существования, результаты его трудов. А эти боялись признать его правоту открыто, малодушно клеили на лица маски осуждения, отвращения даже.
Они не в праве его судить! Он, Ягами Лайт, принес себя в жертву великой цели, посвятил свою жизнь очищению мира. Он – Справедливость!
Их скудных умишек недостаточно, чтобы понять: Кира – будущее, Кира – спасение, он был единственным шансом этого мира стать лучше.
Ненависть с привкусом железа оседала на губах, красивое лицо искаженное агонией и злобой в алом сиянии заката казалось восковой демонической маской.
Ненависти было настолько много, что ею можно было бы даже захлебнуться, утонуть в ней. И она тоже была кроваво-красной.
Опускаясь спиной на грязные ступеньки, Лайт медленно успокаивался, словно вместе с кровью, капля за каплей, из него уходила ярость. Сама сущность Киры, однажды исковеркавшая юного идеалиста, растворялась теперь в гранатовых струйках, оставляя его сломленным окончательно.
Ягами всматривался в полумрак перед собой. Под косыми слабыми лучиками угасающего заката стоял, глядя на него странными полубезумными глазами, Эл. Мираж был настолько реален, что умирающий гений даже не отважился протянуть руку и коснуться его, боясь ощутить под пальцами знакомый живой жар.
На одно мгновение Ягами Лайту стало легче. Легче настолько, что простреливающая все тело боль отступила на шаг, притихла, и он почти успокоился. А все потому, что на это самое мгновение в гениальном разуме задержалась непривычная мысль:
«Теперь мы оба мертвы. Оба»
На руке Рюдзаки тускло мерцал наручник, тонкие бледные пальцы сжимали второй. Черные непроницаемые глаза смотрели на бывшего врага вопросительно, выжидающе. Лайт медленно кивнул, принимая молчаливое приглашение в вечность и делая это почти с радостью.
Наручник тихо звякнул, защелкиваясь на окровавленном запястье.
Он проиграл сегодня, проиграл Эл, пусть в некрасивой финальной сцене и участвовал лишь его преемник. Теперь они в расчете. Теперь они квиты.
Теперь они оба мертвы.

 

 
Рюук
Рюук смотрел на тонущий в искрящемся море закат, сидя на какой-то крыше.
Закат выгорал и раскрашивал напоследок воду в ярко-красный, словно знал, что вот-вот угаснет совсем и старался сделать это как можно красивее.
Ярко-красный.
«Совсем как яблоки… Яблочный закат», - Рюук широко улыбнулся приятным воспоминаниям о лакомстве и ломаным почерком записал в свою Тетрадь имя Ягами Лайта. Да, с ним действительно было весело…
Возвращаясь в свой унылый, опостылевший до зубовного скрежета, мир, Шинигами думал о том, что кое по чему он будет очень скучать. Да, определенно.
Ведь яблоки его мира совсем не такие сочные и вкусные.